Войну я видел не на расстоянии,
Не издали, попав в ее кольцо.
Я – рядовой в своем солдатском звании,
Три года ей заглядывал в лицо.

В сосняке, возле старой воронки
С дождевою прозрачной водой
Я нашёл самолёта обломки –
Штурмовик с обгоревшей звездой.

Да присохнет язык к гортани
у отрицающих восточное
гостеприимство!
И жило много нас

Старались, возводили дом,
Детей добру учили.
Тому, как мы теперь живём,
Где отыскать причины?

Стужа расписала розами стекло,
Песнями солдата встретило село.
«Перешел ты горы, степи и мосты,
Неужели смерти не боишься ты?»

…А когда затуманятся сумерки над облаками
И на землю прохлада прольётся с небесного крова,
С выменами тугими, с торчащими остро сосками,
Разномастные, тихо домой возвращались коровы.

В вечернем сумраке на бак,
Зимой в добротном полушубке,
Я выхожу зажечь табак
Своей видавшей виды трубки.

Поздний час. Прифронтовая полоса.
Ночь глядит в мое окно во все глаза.
Хочет в комнату проникнуть не стуча,
да закрыла ход зажженная свеча

Опять весна, и чавкающей жижей
Дороги набухают, как всегда.
В кювете догнивает немец рыжий.
В пустых глазницах – талая вода.

…И серебряных рыб в небе реяли стаи,
И молочные полосы прожекторов…
И душа замирала, томясь и страдая,
На костре истязаний, то корчась, то тая,

Рвал пожар войны когтями крыши,
Радовалась всяческая гнусь…
Калмычонок с Волги – Чёрный Миша –
Дрался за родную Беларусь.

Наверно, в яркий, громкий День Победы
Среди гвардейцев, в блеске их наград,
Он скромно выглядел,
Товарищ мой по делу...

Я давно не жалею нимало,
Что в село не летаю своё.
Мне достаточно мать рассказала
Про военное наше житьё.

Уходили на фронт музыканты…
Был ноябрь сорок первого года.
А в тридцатых гремели фокстроты
В санатории возле Синюхи*.

Принесу, войдя не постучав,
Запах дыма, горький привкус пота.
Скинешь ватник с хрупкого плеча:
Покрасивей быть тебе охота.