Меня умчала тряская теплушка,
А вы вдали остались на заре…
Но помню я печальную улыбку
И волосы, как листья в сентябре.
Фашист зарылся в темноту.
А в наши лица бьет пурга,
И превращается в мечту
Желание убить врага.
Какая мокрая метель
На неприкаянной земле!
И верная моя шинель
Отказывает мне в тепле.
Сырой неумолимый снег –
Как будто серая стена.
И я не закрываю век,
Но явь не заслоняет сна…
…Я вижу снег, но он иной,
И щепки яркие на нем.
Соседский мальчик озорной
Готовит санки под окном.
Мой брат в заснеженном саду
Шагнет то вправо, то левей,
Освобождая на ходу
От снега черточки ветвей…
Камин вздыхает, как всегда,
Когда душа его в огне…
С воробышком стряслась беда –
Он так пищит… И обо мне
Горюет мать. И мой отец,
Добряк, умелец и шутник,
Замучен думами вконец,
Над верстаком своим поник…
Хочу вернуться… так хочу!
Промерзший на чужом ветру,
К камину, как больной к врачу,
Я кинусь, кинусь и замру.
И счастья непочатый край
Откроется передо мной.
И можно все: и слушать зов
Соседской старенькой цепной,
И по-мальчишески мечтать,
И строить домик воробью,
И у окошка наблюдать,
Как тают хлопья… но стою,
Как все. Кругом война. Пурга.
И обе кончиться должны.
Но я – не кану ли в снега
Такой пурги, такой – войны?…
И что-то не к добру болит
Сегодня сердце у меня.
Так наша Джаврия скулит,
Там, дома, на закате дня…