Этот черный смерч не забыл народ:
Жребий тяжкий пал, был тяжелый год.
Лето красное вдруг нахмурилось,
Небо синее стало сумрачным

Оркестра гром.
И стяги впереди.
И ветеранов строй за ротой рота.
И генерал бывалый...

Мы жизнь начинали с обмоток,
С холодной еды в котелке,
С жестокого быта пехоты,
Зарытой в Копай-городке.

В ожидании дел невиданных
из чужой страны
в сапогах, под Берлином выданных,
я пришел с войны.

Плещет речка, в дымке голубея,
Ровной зеленью оделся луг,
И в саду, где наша батарея,
Зацветает розовый урюк.

Вдали от лесов и селений
Проходим простором родным,
Где каждый пригорок весенний
Обдут ветерком вихревым.

В день нападения Германии
вставал на марш наш батальон,
и вместе с обмундированием
нам выдавали медальон.

Хотелось пить, спекались губы,
И едкий пот струился с лиц.
Но зря мы обступали срубы
Врагом отравленных криниц.

У нас все то же,
          что и до войны.
Отстроились сожженные деревни.
А блиндажи

Рвутся звонкие мины на пашне,
Где мы в землю зарылись по грудь…
Если б кто-нибудь знал, как мне страшно!
Не узнал бы о том кто-нибудь!

По тем полям, по тем дорогам,
Где друг потерян не один,
Шагал солдат из Таганрога
Через Румынию в Берлин.

Тебе, фронтовому собрату,
Хочу в этот день пожелать
Того, что желала когда-то
Нам в годы военные мать.

В письмах – боль, что обжигает сердце.
Эта боль диктует вновь и вновь
Мне слова: «Любимая, надейся,
Что всесильна на земле любовь!

От Мтацминды до Смоленска путь далек:
Были горы, были степи и болота.
Помнишь ночь? на минном поле ты залег
Под огнем неумолимых пулеметов.

Пожалуй бы, пора забыть
Ту боль, что сердце истязала,
Забыть, что лучший друг убит,
Забыть, что сверстников не стало.