«А надоело о войне, –
Сказал со мною рядом кто-то, –
Послушать о любви охота…» –
И что-то дрогнуло во мне.

С поля Марсова вдоль Мойки
растеклась голубизна.
Вижу, пленные на стройке
тихо жмурятся: весна.

Я мысленно всегда с тобой,
Все время думаю о встрече.
Стоит в глазах передо мной
Последний, памятный нам вечер.

Кто б мог подумать, что дотопаю?
Кто б мог поверить – доживу?
Не подорвусь перед окопами,
не рухну в красную траву,

Кем тогда ты работал? Была ли семья?
День рожденья когда твой? –
Подумала я,
Что в годину лихую...

Мы шли, блиндажи очищая,
Блокируя дзоты врагов.
Над нами луна молодая
Катилась среди облаков.

В Аллаха верил, почитал пророка,
Старался жить, как поучал Коран,
И соблюдал посты от срока к сроку
Мой дед трудолюбивый Рамазан.

Хотелось: крылья грохнуть оземь,
плуг нацепить – и бороздой…
…Пахали женщины на оземь
в степи за взлётной полосой.

Колыхнётся в душе непогода,
занедужит, застонет метель…
Мы – птенцы сорок первого года,
окружений его и потерь.

Твержу задание свое:
На карте есть деревня Эн,
И нужно отыскать ее,
Не угодить ни в смерть, ни в плен.

С Чукотки ветры дули, пурга вязала ноги.
Разбившись на пятерки, мы, зэки, шли в забой.
А души разрывались от боли и тревоги:
На батьковщине милой идет кромешный бой.

Упала бомба в мойку против дома,
Где Пушкин жил, где свой окончил путь.
Насколько бомба та была весома
И многотонна ли – не в этом суть.

Я выйду сегодня на улицу –
Услышу весеннюю звень.
Пусть солнышко ласково жмурится
В такой замечательный день.

Молчат угрюмые болота,
Храпит усталая братва.
Надвинув шапки, спит пехота,
Упрятав руки в рукава.

Лес ноябрьский – стволы за стволами,
словно роты осевших сапог,
словно люди своё отстояли,
но никто подменить их не смог.