В Берлине, в коричневом доме,
Есть карты Советской земли.
…Мечтая о нашем разгроме,
К той карте они подошли.
И лес как лес – как будто всё отлично:
Шуршанье, родниковая струя…
Но почему же как-то необычна,
На что похожа песня соловья?
…Всё было пусто на лесной опушке
В благословенном девственном краю,
Где мелодично вторили лягушки
Их передразнивавшему соловью.
Но вот война – Вторая мировая –
Вмешалась в песнопенья к соловьям,
Колючей проволокой обвивая
Стволы древес среди кровавых ям.
Попавшая под яростные ноги,
Визжа, рвалась зеленая трава;
На дереве, растущем у дороги,
Пожухла опаленная листва.
Весь лес оброс пороховым налетом,
И, конвульсируя среди ветвей,
Бредово подражавший пулеметам,
Как автомат, зацокал соловей.
…Всё кончилось. Вновь посвежела зелень,
Но всё ж не засияло так светло,
Как древле, без морщин и без расщелин
Природы безмятежное чело.
Нет! Этого уже не будет снова.
Лес не увидит безмятежных снов!
Не то чтобы подрублена основа –
Она цела, основа из основ,
Но древнее сцепление молекул
Перевернул необратимый взрыв,
И вся природа вместе с человеком
Иною стала, это пережив.
И соловей, когда его спросонок
Воспоминанья смутные томят,
То вдруг заквакает, как лягушонок,
То вдруг затокает, как автомат.