Песчаник и хвоя. Конюшня и вышка.
Звезды пролетевшей погасшая вспышка.
Наряды не дремлют, не спит начзаставы.
Он слушает ночь, молодой и усталый.

Среди сугробов и воронок
В селе, разрушенном дотла,
Стоит, зажмурившись, ребенок –
Последний гражданин села.

В ночи отгрохотали пушки,
Расплавив небеса вдали,
А на рассвете к деревушке
С востока танки подошли.

Когда я рассматриваю в музеях
Картины прославленных живописцев,
Мне вспоминается фронт под Москвою
И друг из саперного батальона.

Было время огня:
Без атаки – ни дня.
Было время утрат
И солдатских наград.

– Меняю золото на сало!
– Меняю на махорку хлеб!
Война давно отгрохотала,
Но помню крики страшных лет.

Я смотрю в переполненный зал.
Я ребёнок, мне всё необычно –
Я впервые читаю публично
То, что дома я маме читал.

Я сам не свой и, как во сне дурном,
Зову кого-то голосом неслышным…
Я помню, здесь, под дедовским окном
Леса стеной стояли выше крыши.

Ни собачьего лая,
Ни огня на версту.
Тишина фронтовая.
Я стою на посту.

Ночами бродит по селениям тревога,
Оповещая замерзающих солдат,
Что, распростершись на заснеженных дорогах,
Полки немецкие разбитые лежат.

Времён суровы опечатки…
И вязнет шепоток в ушах:
«Здесь век иной и нет брусчатки,
Чтоб на века печатать шаг...

Война до ночи грохотала
В тот день, и кажется теперь:
Она, усталая, стонала
От лютой злости и потерь.

Его фамилии никто не знал:
Он только что из окруженья вышел.
И сразу – в бой. Я мельком прочитал
Его татуировку: «Надя – Гриша».

Село, церквушка-голубятня,
Полнеба галочьего грая,
И босоногие ребята
В войну на кладбище играют.

Не достигнув чужого дзота,
Утрамбовывая снега,
Мы – обстрелянная пехота –
Залегли под огнем врага.