Письмо из книжных выпало листов,
Пожолкшее с течением годов;
Местами даже выцвели чернила,
И потому чуть виден почерк милый.

На бульваре пыльном в Сталинграде
Девушка-зенитчица лежит.
Перерыв случился в канонаде,
И девчонка сладко-сладко спит.

Бывало, скажут: Киев –
Пойдут сады, поля.
И встанут – вот такие! –
Гвардейцы-тополя.

Я родился в городе Перми.
Я Перми не помню, чёрт возьми.
Железнодорожная больница.
Родовспомогательная часть.

Вчера последний раз земля моя смеялась,
И стали рубежи земли моей черны.
Охвачена заря, едва затепля алость,
Пожаром мировым и пламенем войны.

Свистя и воя, бомбовозы кружатся.
Оглохшие, лежим в зеленом рву.
А возле нас, охваченная ужасом,
Скребет дворняжка лапами траву.

Лежит моя винтовка
У прошлого на дне.
Пусть божия коровка
Поползает по мне.

Затих прибрежный ветерок,
Волна шуметь устала.
Стоит на море островок,
Каких у нас немало.

Сбираюсь в очередь за хлебом,
Платком увяжут – и бегу.
А фиолетовое небо
Лежит на мартовском снегу.

В огне бомбёжки,
В адском скрежете
Вдруг свет навек в глазах потух…
Так обострила тьма кромешная...

Когда сгорает день в костре заката,
В краю села вдруг высветит окно.
То мать-старушка ждёт с войны солдата,
Храня для встречи горькое вино.

Даже крыши стали ниже.
По деревне тишина.
Увела с собой мальчишек
Распроклятая война.

Всю ночь огонь не унимался,
Плыл над деревней дым густой…
А тихим утром я собрался
В ту деревеньку за водой.

В армейской форме, с горсткою медалей,
Неровною походкой старика
Он каждый день идёт вдоль магистрали,
И дирижёрски движется рука.

Золотом на мраморе впечатаны
Воинов-героев имена.
Словно бы с небес теперь звучат они,
Для того чтоб помнилась война.