Еще не верим, что пришла война.
А «мессершмит» нас бьет и в хвост, и в гриву.
Надменная и наглая игривость
В атаках отшлифованных видна.

То ли молнии, то ли салют –
Эти вспышки лучистые, бледные.
Май победный и выдохи медные,
Хлещет ливень, сверкает салют.

Дороги дальние, о вас я вспомнил снова
Не для бахвальства славой прежних лет,
Пусть камни ваши молча и сурово
Мой крови хранят горячий след.

Агония расстрелянного танка…
Вокруг него летит комками грязь,
Смертельное он исполняет танго,
На гусенице собственной вертясь.

Мой отыщется след
Там, где шли мы в походы,
И в подшивках газет
За блокадные годы…

О крыльях в детстве Глеб мечтал,
О звёздах алых.
Потом его кромсал металл
В окопах ржавых.

Чёрных дней и ночей череда.
Бесконечной тревоги дорога.
Он сказал:
– Она так молода...

Блины не выходили комом –
В те годы не было муки,
И, как закрытые райкомы,
Молчали в сёлах старики.

Не от больничной белизны –
Наш врач ослепла от войны.
От медсанбатовских ночей
При зыбком пламени свечей.

На войне о смерти мало говорят:
В день её встречают много раз подряд.
Слишком даже много этих смертных дней,
Так чего же ради говорить о ней?

Наземь он упал во время боя,
Ночь мгновенным озарив огнём.
Прах ушедшего от нас героя
Мы земле сегодня предаём.

Ты себя не терзай и не мучай
В дальнем южном дому тыловом, –
Лучше прежнего, чище и лучше
Мы с тобою еще заживем!

Ты много лет разыскиваешь братьев,
Обходишь обелиски все подряд,
Где под звездой, исполнив долг свой ратный,
Погибшие соратники лежат.

Сердце – с теми ребятами,
Что, бедою задетые,
Уходили солдатами,
Возвращались поэтами.

Такого не забудешь дня.
Здесь память входит в силу:
В Берлине девочка меня
Дать хлеба попросила.