На волнах времени плывёт душа –
То в прошлое, то в будущее глянет.
Изрезанный морщинами судьбы,
Подснежными следами испещрённый,
Петляет путь моих вседневных дум…
Разглядываю каждый отпечаток,
Что врезан в память. В давние года,
Когда война трубила над страною,
Ямал не слышал грохотанья бомб,
И тундра не качалась под ногами.
Но голод сколотил свой бастион,
И люди побывали в тех сраженьях,
Где выжить было – как шагнуть в бессмертье,
Ох, счастье это выпало не всем…
Трудом своим победу приближая,
Шли, падали и поднимались ненцы,
И на ветру от голода качались
Их словно невесомые тела.
И в явь мою, и сны вошла навечно
Та женщина.… Как веха на пути,
Как памятник на пьедестале тундры
Она стояла. И рука была
Протянута ко мне торчащей веткой,
И губы двигались едва-едва…
День угасал, и котелком из меди
Над гаснущим костром закатной дали
Висело солнце. Я услышал звук,
На завыванье ветра непохожий:
Не то на помощь женщина звала,
Не то, как божеству, молилась
За сыновей, защитников своих,
Что в этот час Отчизну защищали.
Под солнцем меркнущим стояла мать –
Сухое дерево в шершавой коже.
Глаза её глубоко провалились
В глазницы, словно в трещины земли.
Их взгляд уже так безразличен был,
Как будто вместе с заходящим солнцем
Скудела жизнь…
В руках моих мальчишеских был хлеб,
Для мамы и братишек припасённый.
Я отложил краюшку и вложил
Кусочек жизни в старческую руку.
И судорожной хваткой пятерни,
Мозолями и трещинами всеми
Она зажала хлеб. Потом рука
Застыла в воздухе. Перекосилось
Лицо гримасой радостной и горькой.
А взгляд сверкнул земною теплотой.
Наверно, ей хотелось улыбнуться,
Сказать «спасибо», может быть, хотелось,
Но вздрогнул и угас вдали закат.
Сейчас, когда – в который раз! – кричу,
Я тщусь лицом изобразить гримасу
Той женщины, что мёртвой пятернёй
Сжимала хлеб.
Перевод Л. Шкавро