После ручки с пером впервые
Здесь винтовку держит рука.
Вам, друзья мои тыловые,
Поручаю стихи пока.

Я тороплюсь меж черными домами,
Проводником мне служит неба клок.
Я захожу в убежище… Огнями
Сверкающими залит потолок.

У родника гремят ведром порожним,
Под вечер драят самоваров медь…
А он идёт, до боли осторожно
Прощупывая каждый сантиметр.

Прополото поле войною,
А минуло столько годов...
Мы, время, идём за тобою,
Как стадо вечерних коров.

Мела метель позёмкою
До боли и тоски.
Солдаты хлеб ножовкою
Делили на куски.

Постели ты, ветер, мне постель из листьев,
У глухой дороги мягко постели.
Я устал на свете от людской корысти,
Жгут мне грудь тревоги, скорбь родной земли.

Когда подолгу почтальонка Маня
Не навещала нашего крыльца,
Мать ставила к окну: – Зови отца,
Зови, сынок: «Иди домой, па-па-ня!»

Как давно нам уже довелось фронтовые петлицы
Неумелой рукой к гимнастёрке своей пришивать,
Золотые, привыкшие к синему птицы
По защитному небу легко научились летать.

Легки и на ногу, и телом,
Мы в голодуху
Весь день в игре.
И между делом
Грызём макуху*.

Убегает дорога с бугра на бугор.
И идёт он по ней, опираясь на посох.
И котомка его за плечами, как горб.
А вокруг всё поля – то в туманах, то в росах.

Жил на Арбате Юрка-граф,
Он по анкетным данным
Одной из многих строгих граф
Причислен был к дворянам.

Твой отец дошёл до Берлина,
но вернуться домой не смог.
И остался в воронке от мины
пропылённый кирзовый сапог.

У войны своя повадка –
Переделывать людей.
И на лоб ложится складка,
Как печать суровых дней…

Переполнен эфир, переполнен,
Перепутались радиоволны.
Как навязчивая цыганка,
Привязалась ко мне морзянка

Выдохнул:
«Не поминайте лихом!» –
На таран идущий Талалихин*...