Давил вещмешок на плечи сержанта
Сильней, чем сраженья грохот и гарь.
А был в вещмешке запас провианта –
На все отделенье один сухарь.

Вчера шёл дождь. И ночью перед этим
Болели раны старого солдата,
Как в первый раз давным-давно когда-то,
Тем грозным летом утром, на рассвете.

Когда тебя бессонной ночью
Снарядный визг в окоп швырнет,
И ты поймешь, что жизнь короче,
Чем южной звездочки полет, –

Два камня – и готова крупорушка.
Из говорливой жести – желобок...
Всё горе перемелет и порушит,
а заодно – пригодный на пирог

Январский день морозный ярок…
В шинель солдатскую одет,
Держу я Родины подарок –
Пурпурный шелковый кисет.

И была тишина.
Мы могли
на руках ее взвесить.
И такая была тишина,

В ночи отгрохотали пушки,
Расплавив небеса вдали,
А на рассвете к деревушке
С востока танки подошли.

…Если б отец не вернулся с войны,
я не видал бы военные сны,
не загорал бы с тобой у волны
выгнутой, солоноватой.

Мы идём на базар – Колька, Юрка и я…
Нам на долгую жизнь от базара осталась,
Словно высшая милость, великая малость –
Фотоснимок. Эпоха! Кусок бытия.

Здесь обелисков больше роты.
Над кручею стрижи стригут.
Кладбища высятся ворота –
Тишь, торжествуя, стерегут.

Я запомнил осень сорок первого:
Взрывы бомб, кочевья, плач без слез.
Боевую выучку и нервы
Проверять курсантам привелось.

Здесь был окоп. Сам рыл. навек запомнил.
Недальний бой гремел, что камнепад.
Тяжелые, суглинистые комья
лопаткою выбрасывал солдат.

Ночами бродит по селениям тревога,
Оповещая замерзающих солдат,
Что, распростершись на заснеженных дорогах,
Полки немецкие разбитые лежат.

Когда фашист бывал хмельным,
ему хотелось развлекаться.
Мы по приказу шли за ним –
в который раз! – по аппельплацу*.

Я разучился плакать на войне,
Когда терял под пулями друзей.
Их голоса звучат еще во мне,
И, что ни год, всё горше, всё слышней.