Когда начинаются войны
и сыплются первые мины,
последних признаний достойны,
в теплушки садятся мужчины.

Как в январе сибирский лес красив!
Трубит сосна. Звенит продрогший ельник.
Шумит сплошной березовый массив –
Высокий прямоствольный бельник.

Казалось, было холодно цветам,
И от росы они слегка поблекли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
Обшарили немецкие бинокли.

Год сорок первый был таков:
Надежды и сомнения,
И колебание верхов,
Слепые заблуждения.

Был кончен яростный и жаркий
Бой на пригорке, у реки.
На хрупких ножках маки яркие
Тянули к солнцу лепестки.

Сад распускается – перед грозой,
дитя рождается – перед войной.
Потом вспоминается: «Боже ты мой,
как было светло перед самой, той…»

Так и жил по воле случая,
Не жалел в боях свинца.
В ночи зимние, трескучие
Спал под брюхом жеребца.

Железный лязг, чугунный гром,
Дорога, как болото,
Лай пулемётов за бугром
И пушечная рвота.

Когда уходит в бой твой друг крылатый,
На важное задание летит
И ты ему помашешь из квадрата
И пожелаешь доброго пути

Я живу. Я – случайно спасённый.
С божьей помощью я не погиб.
Я живу под метельные стоны,
Под декабрьские всхлипы пурги.

Мы – дети лет послевоенных,
а что мы знаем о войне?
В своих вопросах откровенных
мы понимаемы вполне.

Не забуду тёмную землянку
И ту ночь, прошедшую давно.
Пахли стены вешней солодянкой*,
Пахли, точно пряное зерно.

Тех, кто защитил страну от «фрица»,
Чтят и помнят всех до одного…
У одних – медаль, с войны хранится,
У других – шинель, бушлат в петлицах...

Гремели раскаты
В военных закатах…
Всего девять лет было ей!
Она через речку...

Дельфины тёмные показывают спины,
Над морем теплится прозрачный холодок.
А рядом дремлет мирный и старинный
С названием прекрасным городок.