Я ветку бузины сломил
Под крышей старого сарая
И с дрожью в сердце
вспомнил мир...

На дороге у кювета
Раскраснелась, как флажок.
От бесчисленных приветов
Таял утренний снежок.

О чем глаза твои молчат?
О чем сирены мне кричат?
Дымится дальняя дорога.
Срывает с отчего порога.

Салюты –
счастья минуты.
Рядом идём по Манежной,
точно и я прикрыта

Я их нашел в стране чужой,
в дымящихся руинах.
И побледнел. И взял с собой
в Россию из Берлина.

Сына чёрную тужурку
Носит бережно она.
– Только вырастила Юрку,
Забрала его война.

Человек он кремневой породы
И судьбу свою клясть не привык.
Призывник сорок первого года –
Самой страшной войны призывник…

Гремят над Москвою раскаты орудий,
Всё чаще и чаще победный салют,
И то, что сегодня проделали люди,
Наверное, тысячи лет не сотрут.

Среди тряпья, немецких касок, ям
Здесь, у крыльца, валялось под ногами
Льняное полотенце, по краям
Расшитое большими петухами.

Мы в бой идем.
Исчерчены двухверстки*,
и в уголках
на карте полевой

На старом кителе – колодка.
Четыре радужных звена.
И поседевшая бородка…
– Война, мой батенька, война!

Помню, провожала сына мать
Землю от фашистов защищать.
Плакала, махала вслед рукой –
Возвратится ли сынок домой?

Возвратившись с фронта в сорок пятом,
Я стеснялась стоптанных сапог
И своей шинели перемятой,
Пропыленной пылью всех дорог.

У Победы во взгляде
Боль безмерно остра.
Было семеро братьев,
А восьмая – сестра.

Как юны были мы, как безмятежны!..
Наш братский круг – одна душа и плоть,
Всех нас мог накормить один ломоть,
И полдень – белорусский – всех нас нежил.