Он – след войны, увы, неизгладимый...
Он – след войны, увы, неизгладимый.
Снаряд нутро церквушки прицельно прострелил,
Но башни полый зуб «врачи» не удалили,
И, кажется, войны пожар в нём так и не остыл.
Я – Освенцима – не знаю!
Я – был там. Я видел вещи:
Туфли… Ботинки зияли
Безножием человечьим.
И словно не веря смерти,
В назначенный ею срок, –
Обувь хранит размеры
Чьих-то ушедших ног.
Колючими иглами страха
Спелёнуто сердце моё…
Здесь всё оболочкою праха –
Чемоданы, игрушки, бельё.
Вот мёртвою грудой пластмассы
Оправы – любых мастей…
А сколько за ними ясных,
Невинных глаз детей!
В них мир зарождался – светлый,
Свои расправлял крыла…
Теперь не найти ответа
В пустой роговице глаз.
Мир детских хлопот весёлых
Был хрупок, – и как стекло
Рассыпался на осколки,
Раздавленный сапогом.
Оправы… Пустые оправы…
А люди минуют зал,
Проходят налево, направо…
И опускают глаза. Но стойте!
Молчать не имеете права, –
Вы этой ответить должны пустоте!
Возьмите оправы,
Наденьте оправы,
Взгляните на небо
Глазами детей…