Был страшный бой. Снаряды рвали в клочья
Вокруг села родную твердь земли.
А мы с сорокапяткой на обочье
Дороги пыльной глыбою вросли.

Москва. Ноябрь. А между сосен
Во всей стремительной красе
Летит в дымящуюся осень
Волоколамское шоссе.

Пришёл с простреленной рукой,
Но слава ветру, что живой.
От ветра дрогнула рука,
Прицел нарушив у врага.

Село будили властные приклады,
Овчарок лай. Свирепые пинки.
На станции седьмые сутки кряду
Людей шатали грузные мешки.

Не шелохнутся ветки,
Смотрят цветы в синеву.
В жёлтом венке из сурепки
Женщина косит траву.

Там, далеко, где судьба нас ещё не спросила,
Кто мы и что мы, за розовым краем её,
Спит земляника, черника, нечистая сила,
Спит несмышлёное счастье твоё и моё…

Идёшь ты бравою походкой
Вдоль майских улиц налегке,
И многоцветные колодки
Горят на сером пиджаке.

Ночь тревожна. В траншее не спится.
Сам комбат караулы развел.
Далеко нам до старой границы,
Впереди еще город Орёл.

Ты плыл, среди лунного света мерцая,
И гнался всю ночь за холодной луной.
И прятались звёзды, а мессеров стая
Тебя поджидала за хмарью густой.

Вот мы к Балтике вышли!
Солнце и ветер. Лазурное небо. И синее-синее море.
Белые тучки на небе и белая пена на волнах.
Серые дюны и желтые сосны с зелеными кронами.

Много верст на нем уже покрыто –
На зеленом быстром «шевроле».
Ночевать мы будем за Тильзитом*,
На немецкой, на чужой земле.

Военные поэты, вас читая,
Я думаю о зависти своей.
Дружна и многолика ваша стая.
Бескрайний снег и гарь летят с полей.

Запомнилась строка
Из тысяч строф,
Из сотен перечитанных сонетов,
О том, что трещины

Им долго жить – зелёным великанам,
Когда пройдёт блокадная пора.
На их стволах – осколочные раны,
Но не найти рубцов от топора.

С до войны
ещё
с до войны
когда всем
были довольны...