Поблескивая краской свежей,
На стенке катера стоят.
Их вешним светом солнце нежит,
Над ними облака парят.

Горем караулится
(Встань да посмотри!)
Харьковская улица,*
Номер дома 3.

Он простыней улегся тонкой.
И мы забыли все дела,
Как будто встретились с сестренкой,
Как будто милая пришла.

Среди пословиц есть одна,
Увы, признанья не имеет:
Когда вокруг гремит война,
То музы будто бы немеют…

Мой отыщется след
Там, где шли мы в походы,
И в подшивках газет
За блокадные годы…

Когда письмо приносит злую весть
И в каждом слове – горький яд печали,
Как тяжело те строки перечесть,
Где капли слёз горячие упали.

И все-таки судьба у нас была,
И от нее никак не отрешиться.
Да стоит ли?
И перед кем виниться?

По земле поземкой жаркий чад.
Стонет небо, стон проходит небом!
Облака, как лебеди, кричат
Над сожженным хлебом.

Дивилися мы, удивлялись и фрицы:
Такое бывает иль в сказках, иль снится
На сене душистом.
На юг из-под леса – точь-в-точь от погони

Не могли бы вы, сестрица,
Командиру услужить?
Не могли бы вы петлицы
На шинель мою нашить?

Заходит солнце за Карпаты.
Июньский день истлел, умолк.
Войной разрушенные хаты
Окутал голубой дымок.

А думал я,
Что как увижу мать –
Так упаду к ногам ее…
Но вот

Он был беспомощно-смешон в строю:
Как поварской колпак, сидит пилотка,
Похожая на длинную змею,
В пыли дорожной тянется обмотка.

Мой дед, известный миру плотник,
Был скуп на слово и на жест.
Пропахший стружками и потом,
Он инструмент держал, как жезл.

Остервененье ближнего боя,
Рукопашная вразнотык –
Белый глаз, сопля над губою
и проколотый в горле крик…