Я сегодня до зари встану,
По широкому пройду полю.
Что-то с памятью моей стало:
Всё, что было не со мной, помню.

Жёсткий, неулыбчивый камыш,
Листья, как штыки, – мерцают грани.
Сердце, сердце,
Что ты так болишь,
Словно я здесь был когда-то ранен?

Цвет выцветшей крови, живая по склонам трава,
букет поминальный на камне, где славы слова.
Матросу геройскому памятник. Было. Всё так:
швыряет он связку гранат в наползающий танк.

Я из тех, кто в детстве жил в присутствии
Смерти, взят войною на прицел.
Потому-то кажется: безумствами
Мировыми век переболел.

Вот солдаты идут
По степи опаленной,
Тихо песню поют
Про березки да клены

Мы притащились из разведки,
Свалили в угол «языка»,
Комвзвода, связь ругая крепко,
Кричал: «Варшава! Я – Ока!..»

Сгустился за окнами сумрак густой,
Январские ночи – глухие-глухие…
Поочерёдно одна у другой
Ночуют Настя и Евдокия.

За каждого погибшего –
По дереву
Сажают люди
У своих дверей...

Я раньше часто проезжал
Село, где танк на пьедестале,
Где наш народ врага сдержал
И сосны часовыми встали.

Крест-накрест двери заколочены.
Как дула – скважины замков.
О, эти сумрачные очереди
у продовольственных ларьков!

«Мы будем играть в войну, –
дети сказали, – и ты
будешь фашистом», – «Нет,
я не хочу быть фашистом!» – «Но это, –
дети сказали, – совсем понарошке».

Я на фронте, где стреляют, не был,
Но и малолетним пацаном
Я запомнил, как упало небо:
Брат с отцом оставили свой дом.

Шли солдаты на запад
По дорогам войны.
Выпадал среди залпов,
Может, час тишины.

Четвертые сутки в размокших окопах
Не спит поредевший в боях батальон.
За нами в руинах, в дыму Севастополь,
Огнем дальнобойным гранит опален…

Только вспомню – перед глазами:
Жар с утра, не укрыться в теньке,
Мы вышагиваем с граблями
К не остывшей за ночь реке.