Прошедшим фронт, нам день зачтется за год,
В пыли дорог сочтется каждый след,
И корпией* на наши раны лягут
Воспоминанья юношеских лет.

Пришла и к нам на фронт весна,
Солдатам стало не до сна –
Не потому, что пушки бьют,
А потому, что вновь поют,

На киноплёнке памяти моей
Отсняты кадры чёрно-белых дней.
И только детства солнечны все дни,
Как будто бы безоблачны они.

Ветер пылью шумит по кустам,
леденеют сожжённые сёла…
И разносится: «Все по местам!» –
капитанское хриплое соло.

Один мой друг, с которым на войне
Пришлось лежать в одном окопе мне,
С кем под шинелью я одною спал,
С кем всю войну прошел в дыму, огне,

Послевоенный бедный дворик.
Под безмятежной синевой
Резвятся мухи на заборе,
И пахнет глиной и травой.

Я знал, что ты жива, и потому
Под минами мне падать было легче,
Дышать в сплошном пороховом дыму
Там, где дышать, казалось, больше нечем.

Когда письмо приносит злую весть
И в каждом слове – горький яд печали,
Как тяжело те строки перечесть,
Где капли слёз горячие упали.

Что бросил я в обугленной России?
Церквушку с размозженной головой?
Разбитый танк, как черный лжемессия,
Братается с нескошенной травой.

Жаль мне тех, кто умирает дома,
Счастье тем, кто умирает в поле,
Припадая к ветру молодому
Головой, закинутой от боли.

С нервной улыбкой, калечащей рот,
Он по седьмому десятку идёт.
Китель на вырост… об этом молчок.
И в сапоге осипевший сверчок.

Что несёт война, я знаю!
Потому-то в эту ночь
я природу заклинаю –
людям всей земли
помочь.

Опять меня тревожат журавли.
И к непогоде остро ноют раны.
Опять не спится: вижу, как мы шли,
Псковщины полонённой партизаны.

Не было еще такого грома,
Не было еще такого гула.
Мне казалось, что через проломы
Огненным нутром Земля вздохнула.

Хлеб наш чёрствый
Был чернее полночи –
Пополам с мякиной, с лебедой,
Пополам с военною бедой…