И опять созревает смородина,
сыплет ягоды по хребту.
Не вернулся мой дядя на родину…
Первый случай в нашем роду.

Стою у хаты дяди Миши:
Трава усеяла подзол*,
Цветут у грустных окон вишни,
А дядя навсегда ушёл…

Когда фашистские дивизии
Врывались в наши города,
Судьба планеты всей зависела
От русской стойкости тогда.

Школа взбудоражена:
Готовится к линейке,
Вымыта, наглажена.
Прибраны скамейки

Я люблю снегиря за нагрудные знаки,
За снежок и за иней на птичьей брови.
У меня впечатление: он из атаки,
Снегириная грудь по-солдатски в крови.

Кто видел – не забудет никогда
Сожженные, истерзанные трупы,
Разбитые деревни, города
И обгорелые печные трубы.

Коптилка на столе сейчас погаснет,
Письма я не успела дописать,
Огонь, – он хочет есть, теперь мне ясно, –
Мы оба с ним устали голодать.

Вспомните, ребята, поколение людей
В кепках довоенного покроя.
Нас они любили,
За руку водили...

Утро взорвано грохотом грузных моторов,
В небо с гордостью смотрит гвардеец-солдат.
В громовой вышине над оглохшим простором
Строгим сомкнутым строем самолеты летят.

В осоке примятой
У кручи Оскола
Я поднял снаряда
Нелёгкий осколок.

Третьи сутки тащил эшелон
В тыл куда-то больного парнишку.
Паровоз так дышал тяжело,
Словно был он измучен одышкой.

Подули осенние ветры,
Военное лето ушло.
Листву, опадавшую щедро,
В окопы к солдатам мело.

В очередях накурено. И звук
Беседы долгой без особого сюжета,
За пазуху нырнув, ползёт из-под манжета
И в жестах расправляет кисти исхудалых рук.

Он в нас поверил, командарм,
И мы не подвели:
Мы удержали свой плацдарм,
Клочок земли.

Лежат солдаты после боя
И в наступившей тишине
Не торопясь дымят махрою,
Забыв на время о войне.