Ещё не переплавились в слова
Броня, свинец и лёгкий алюминий,
Кровь воинов, солдатский пот трава
И монумент, что высится в долине.

Все ищут правду о войне,
А правда горькая живая
Давным-давно тебе и мне,
Как рана сердцу ножевая.

В буре электрического света
Умирает юная Джульетта.
Праздничные ярусы и ложи
Голосок Офелии тревожит.

В пятидесятых рождены,
Войны не знали мы, и всё же
Я понимаю: все мы тоже
Вернувшиеся с той войны.

Не смейтесь, если в поле по весне
Я поцелую горсть земли родимой.
Поверьте: чуждо слабодушье мне,
Душа умеет быть неколебимой.

Жить хотелось. Не хотелось гибнуть.
Смерть – она привычна на войне.
Умирать ко времени обидно,
Умирать безвременно – вдвойне.

Печальный дождь, как жизнь в стране
Родимой, где не забáлуешь,
Что сумерками утро жалуешь
И бродишь сумраком во мне?

В кругу друзей шутили долго, пели…
Вдруг взрыв – предвестьем смертного конца…
В глаза смертей сурово мы глядели,
Не отводили в сторону лица…

Властно владеет любовь душой,
Ненависти не скажешь: постой.
Ненависть – пламя вулкана. Пусть
Станет жена палача вдовой!

Сын к матери и добрый, и внимательный.
У самого уж внуки. Хлебосол.
Садятся в День Победы замечательный
За стол.

Это не небо,
а ткань,
привязанная к стволам, –
голубая парча

Про жизнь и смерть.
Ущелья пахли дымом,
Он уцелел – один из двадцати.
И, прозванный стократ «неуловимым»...

Мы, признаться, боялись ходить по окопам:
От землянки к землянке – как между ножей.
Притаившийся снайпер без промаха шлепал
Меж бровей.

Меня мальчишкой малым обокрали...
Стояли дни суровы и горьки.
Оставив семьи в горе и печали,
В военкоматы шли призывники.

Дожди, дожди – не дай, не приведи!
Шинельное сукно казенного покроя,
Все лето – перебежками – дожди,
В иные дни по двое и по трое.