Время катится помалу.
Вот они – в строю
Пленные идут к вокзалу.
Я с рогаткою стою.

…Глубокий тыл. Сугробы стынут.
Угрюм предрассветный час…
С дежурства улицей пустынной
Иду – ночной редактор ТАСС.

Одна бутылка на столе,
и та портвейная,
В окно вечернее глядит
луна трофейная.

Ясней представил ясного,
Хоть дали далеки,
Как в горней жизни празднуют
Свой день фронтовики.

А над могилой капитана – звезда,
значит, всё же получил он майора.
Капитаном в двадцать восемь он стал,
и майором в тот же год – слишком скоро!

Бугор боронили
Я,
Бабушка,
Дед,
Братишка возился...

Послевоенный бедный дворик.
Под безмятежной синевой
Резвятся мухи на заборе,
И пахнет глиной и травой.

По тем полям, по тем дорогам,
Где друг потерян не один,
Шагал солдат из Таганрога
Через Румынию в Берлин.

Кружится тихий снег.
Жарко горит село.
Небо, как в страшном сне,
Пламенем обнесло.

На руках переплелись,
Как верёвки, жилы.
За спиной – большая жизнь.
На исходе силы.

Под ярким солнцем, после гроз
В мой край, войной изрытый,
Корабль души меня принес
Через моря событий.

Дорога уходила на восток,
И гулкая, и горькая дорога.
По ней катился беженцев поток
От самого российского порога…

В нашем третьем «б» послевоенном,
На «камчатке», у окна во двор,
Возвышались Тимофей с Матвеем –
Локоть к локтю и к вихру вихор.

Оттого ль, что была война,
По другим ли каким законам
Целовала меня старшина
В полевых медицинских погонах.

Беды били, беды мяли.
И на каждом этаже
Есть следы былой печали.
Но осадка нет в душе.