Вы были на свете.
А мы вас играем.
Вы были живыми.
А мы умираем.

Он приезжал обычно в мае
Откуда-то издалека.
Шутил, что комнату снимает
Просторную у лешака.

Если б не упрямство Ривы,
Может, все б остались живы –
И она, и старики,
И дочурка с белым бантом...

Мы в юности записок не вели,
И, лишь пройдя через бои-пожары,
По памяти, но честно, как могли,
Солдаты написали мемуары.

Война и разлука –
Нам выпала доля такая –
Свинцовая вьюга,
Врагов разъяренная стая.

Разговор на привале короток.
Угасает солдатский костёр.
Тридцать звёздочек,
Тридцать пилоток
Загляделись в далёкий простор.

Споемте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдем в предрассветный туман.
Споем веселей, пусть нам подпоет
Седой боевой капитан.

Под Ельней, под Орлом, под Минском ли...
Устав от битв и непогод,
Солдаты спят под обелисками,
А служба... Служба их идёт.

Он лежал с разорванным животом
в серой, как шинелька, пыли
и хрипел обугленным ртом:
«При-стре-ли…»

Белеют снега в вышине голубой,
Сады украшают долины,
И солнце смеется, как плод золотой,
И слышится клекот орлиный.

Дед, не хвастая сноровкой,
Но в угоду детворе,
Метки чиркает ножовкой
На сверкающей коре.

Под рукою – вода.
Под другою – вода.
И направо – беда,
И налево – беда.

Как уголёк,
Держу в руке осколок,
Что вынут нынче
Из груди отца...

Была Маруся молодая,
Ломала лёд весной река,
И мачеха, чужим стирая,
Сыскала Марье жениха.

Детство. Темень ранняя. Морозы.
Синий след на голубом снегу.
Сено – первые невянущие розы,
мной увиденные, – в сердце берегу.