Понятно каждому: не для парада
Торопимся к берлинскому плацу.
Но ежели небритый – не порядок,
И на войне щетина не к лицу.

В дубленом простом полушубке,
Поверх его – сумка с крестом, –
Казалась ты робкой и хрупкой –
Была ты отважным бойцом.

Все на белом свете разъезжаться стало.
Поднялись и едут. Встали и идут.
Пастухи уводят золотое стадо,
Потому что надо воевать и тут.

В блиндаже по бревенчатым стенам уродливо мечутся тени,
Сжатый сплющенной гильзой, пугливо дрожит огонек.
В полутьме разложил я конверты
на сдвинутых тесно коленях

Вот это всё: поля, песчаник, глина
И соснами уставленный откос,
Деревня и Москвы-реки долина –
Можайским направлением звалось.

О мертвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И все-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова

Смотрел я старый фронтовой журнал
на маленьком экране в нашем клубе.
И вдруг в атаке сам себя узнал.
И онемел, и стиснул зубы.

В нахмуренной чаще глубокой,
Где ели прямые стоят,
В землянке, во тьме одинокой
Живёт одинокий солдат.

Пылит просёлком пегая лошадка.
В бестарке*, скособочившись, – седок
Оставил вожжи, всхрапывает сладко
И держит путь на ближний хуторок…

Нам долго спать сегодня не придётся…
Нам утром в бой идти.
Я встала рано, до восхода солнца,
Но нет отваги – только боль в груди.

К тебе в боях стремился я, открой объятья мне, мой край.
Ты предков колыбель. Их прах покоишь в тишине, мой край.
Поля, тюльпанные сады, – их видел я во сне, мой край.
Прославленные города мне дороги вдвойне, мой край.

Он простыней улегся тонкой.
И мы забыли все дела,
Как будто встретились с сестренкой,
Как будто милая пришла.

Горем караулится
(Встань да посмотри!)
Харьковская улица,*
Номер дома 3.

В парке весеннем, легки и неброски,
Стоят, загрустив навсегда,
Родные, родные берёзки, берёзки,
Их привезли сюда.

Родимого края причал.
Берёзы холодные ветви.
Как здесь я подолгу молчал
О вечном, родном и заветном…