В часы бомбёжек и атак
Со мной на фронте было так,
Что подступавший смерти час
Я рядом чувствовал не раз.

Одни бежали от войны,
Свою спасая шкуру,
Другие рвались на войну,
По мненью первых, – сдуру.

Такие мысли возникают мельком,
опасны, как сапожные ножи…
Мою шинель порезали на стельки.
– Не рано ль, мать, не рано ли, скажи?

Не пожалею жизни, ибо знаю:
Жизнь схожа с водопадом… Грянет бой –
Паду, быть может, землю обнимая,
Но гордо встречусь с трудною судьбой.

Солдат упал на поле брани,
в атаке пулей вражьей сбит,
успев подумать: «Снова ранен…»
Но оказалось, что убит.

Здесь ночь январская долга;
храпят всё тише, всё спокойней,
во сне сбегая на луга,
мобилизованные кони.

Днепр и Лютеж* – вершина жизни,
Днепр и Лютеж – моя судьба.
В трудный час мой, моя Отчизна,
Не была я, поверь, слаба.

В сиянье ратных подвигов и славы
О сколько раз ты снился мне во сне!
И пушкинские пели мне октавы,
И струи невские сверкали мне.

В разрыве хрупкого кустарника
Слова прощальные смолкают,
И слёзы синие, хрустальные
В глазах у женщины сверкают.

Где-то рядом громыхали пушки,
За снарядом завывал снаряд.
Мы бежали в лес из деревушки,
Позабыв про кошку и котят.

Мне было пять лет,
И я не понимал,
Что родился в разрушенном городе
Рядом с пивнушкой.

Сзади нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».

Фронтовые дороги,
Грозовые года…
Ощущенье тревоги
Не забыть никогда.

Ни шороха, ни звука, ни прибоя.
Дремотная висит над морем тишь.
Отяжелев от синевы и зноя,
Усталый ветер спрятался в камыш.

Проезжая пески пустыни,
Что струятся быстрей воды,
Созерцая новые земли,
Города, поля и сады