Дрожат и плещут за окном...
Дрожат и плещут за окном
тяжёлые поля пшеницы,
покажется – она дымится.
Дождь как стена к земле кренится...
Отрывок
1
У мамы был любовник. Он приходил
каждый вечер, её жалея.
Пробираясь по коридору вдоль бочек
с прелой солониной, одичалым пивом,
«Тёмные аллеи, – бормотал, – тёмные аллеи…»
Мамин любовник погиб на Дону.
Она молила морфию в аптеке,
грызла фуражку, забытую им.
Его зарыли в песок, вниз лицом.
Кто скажет, сколько пуль спит в этом человеке?
2
Как хорошела в безумье, как отходила
и серебрела душа, втянута небом,
а за вагонным окном и мело, и томило
всей белизною судьбы, снегом судебным.
Как хорошела. Лозой восходили к окошку
кофты её рукава, прозелень глаза,
и осыпалась судьба крошевом, крошкой.
Не пожила. И не пожалела ни разу.
Родственница. Девятнадцатый год. Смерть в вагоне.
Бабы жалели и рылись в белье и подушке:
брата портрет – за каким Сивашом похоронят? –
да образок с Соловков – замещенье иконе,
хлебные крошки, обломки игрушки…
3
Снега равнинные пряди. Перхоть пехоты.
Что-то мы едем, куда? Наниматься в прислугу.
Наголодались в Поволжье до смерти, до рвоты,
слава те Господи, не поглодали друг друга.
Зашевелились холмы серою смушкой*.
Колокола голосят, как при Батые**.
На сухари обменяли кольца в теплушке
Зина, Наталья, Любовь, Нина, Мария.
Хлеб с волокном лебеды горек и мылист,
режется в чёрной косе снежная прядка…
Так за семью в эти дни тётки молились,
что до сих пор на душе страшно и сладко.
Печатается по книге «Стихотворения разных лет» (Иерусалим, 2005).
* Смушка – шкура, снятая с новорождённого ягнёнка.
** Хан Батый – монгольский полководец, внук великого Чингисхана. Известен жестокими походами на Русь и Европу.