Порой война теряется из вида:
Уже комдивы – не фронтовики.
И всё ж у мира, как у инвалида,
Болит ладонь потерянной руки.

Вечерами, в потемках усталых,
Чем наполнены думы солдата?
Он мечтает о низеньких скалах
И о море, где плавал когда-то.

Серые тучи несут нам разлуку,
Серые тучи и пыль над Литвой.
В серой шинели жмешь ты мне руку,
Мой рядовой.

Ты в списках потерь и теперь под вопросом –
Ушла похоронка в семью,
И все ж среди павших в бою
Тебя не нашел я, Морозов.

Сигети1 в восторге от Буси Гольдштейна2
Клемперер3 поцеловал руку Брюшкову4
А я больше всех люблю Льва Оборина5
Нейгауз6 про него сочинил стишок...

Облака уходят,
Город обстреляв, –
В нашем огороде
Мокрая земля.

В кабинетной тиши написали немало
о войне, поднимая архивную пыль.
Этот так, этот сяк, аж бумага роптала,
а какая правдива военная быль?

Отошли бои… И на пригорке,
где мой брат в сражении уснул,
в праздничной зелёной гимнастёрке
тополь встал в почётный караул.

Ребята смотрят ленту про войну,
для них переоткрытую страну.
Актёр хорош, и лирика своя…
Но не о том, что мог бы вспомнить я.

Почти полвека голос ваш зажат,
Газеты фронтовые, однодневки.
Стихов моих читатели лежат
Под Волховом, под Выборгом и Невкой.

Он написал наугад – просто в Киров.
Верно, не мог, не хотел промолчать.
Траки не тракторов – бешеных «тигров»
Взрыли, ревя, областную печать.

Как воздух чист! Как день горяч!
Весна – томленье и цветенье!
А на моем каштане грач
чужого домоуправленья

Победы достаются трудно!
Передний край кривой траншеей
Пролёг под скальпелем хирурга
У моего отца на шее.

Когда сержанты выводили
Парней из банного тепла,
Парными, розовыми были
Разгоряченные тела.

Имели с тобой мы одну фляжку,
Сухарь на двоих, табаку затяжку,
Котелок, из которого вместе мы ели,
Когда что-нибудь раздобыть умели.