Всё так и сбылось:
Громыхнули вагоны и стали,
По окнам ударил
Сосновый настой тишины

Ломая вражеские доты,
Не дав опомниться врагу,
Мы вышли к Сожу всею ротой –
В дубовый лес на берегу.

Грустные вести горечью полнят
Душу, и просит она одного:
Не умирайте, солдаты, кто помнит
Брата погибшего моего.

Полуостров Средний,
Безголовые каски
И нескончаемый ветер
Во все времена.

Под одною крышею со мной,
На зелёной улице земной
Доживает годы в тишине
Человек, убитый на войне.

Помню детство: река широка,
Мать приносит шугу ледяную,
Мы уже не семья рыбака,
Мы крестьяне в годину иную.

Брожу ль в золотистые сумерки я,
Спешу ль, озабоченный, утром рано, –
Со мной разговаривают друзья –
Деревья на улице Абовяна.

Берлин горит…
Мне снится отчий дом…
Кружится белый пух и серый пепел…
– Открой мне, мама…

Сколько раз вдыхал я горький запах
Камышовых бухт Ораниенбаума,
Слышал скрип соснового шлагбаума,
Скрежетанье якорей трехпалых…

Я плакать не смела,
Когда в гимнастёрках со звоном,
Ползком и на ощупь,
Культи и рубцы телеша...

Угрюмый вечер в тишине окрестной
багряный тон на сизый тон менял.
Я синий снег лопатой поднимал,
бросал – и вдруг… далекий плач оркестра

Хорошо, товарищ, после боя,
Выдыхая дым пороховой,
Посмотреть на небо голубое –
Облака плывут над головой…

Сколько суток мы шли к берегам океана
От монгольских песков и отрогов Хингана?..
Сколько верст фронтовых, раскаленных боями,
В этом трудном походе осилено нами?..

Был пленный немец тощ и жалок.
«Капут, – он бормотал, – капут!»
Я протянул ему в подарок
Кисет солдатский табаку.

Калорий, видно, мало,
Дорожный неуют,
Опять же одеяла
Солдату не дают: