Поклон до земли. Тяжесть старческих рук.
И вот замыкается памяти круг.
На холмике белом – свечи огонёк.
Срок памяти нашей, должно быть, истёк.

В забоке кукует кукушка,
На озере плещет чебак,
А в поле вторая бригада
Сажает для фронта табак.

Кричат и вьются коршуны над взгорьем,
Над ельником, над зеленью ветвей,
Кричат и вьются, предвещая горе
Задумавшейся матери моей…

Вопрос: быть иль не быть стране?
Ждать помощи? – но где? откуда?
Фронт сорок первого – в огне.
Но близко – зимняя остуда.

В том сорок первом,
Сорок первом…
На подмосковном рубеже,
Казалось, что нет сил уже…

О, мой далекий край,
Я шлю поклон тебе.
В ушах моих звучит
Запев удмуртских слов.

Мы, вымокшие, злые, ждем сигнала.
Но что нам дождь? Через минуту бой.
Высокий бруствер над моей судьбой
Набит кусками рваного металла.

Иду по городу, где смолоду
Бродили, свежестью дыша,
И в каждом повороте города
Свой облик узнает душа.

Застыли мы в молчанье скорбном.
Немеет муза,
дышится с трудом…
Но с высоты

Как, память сердца, ты упряма!
И возвращаются бои,
И шепчут исступленно: «Мама…» –
В санбатах сверстники мои.

Стоит над Европой мертвецкий храп.
Военная вьюга, фугасная фуга.
К пробитому сердцу мертвого друга
Прижми свое, если зол и храбр…

Слушай, давай мы кручину прогоним,
сядем да выпьем вина.
Я поиграл бы тебе на гармони,
каб не война...

Совсем недавно в мастерской протезной
Примеривал я свой протез железный
Среди таких же, как и я, солдат,
Которым далеко за шестьдесят.

Под осени тягостный ропот,
Раз в день получая еду,
Мы рыли под Тулой окопы
В святом сорок первом году.

Не зелёные иголки,
Не хвои запах снеговой –
Дубок кудрявый вместо ёлки
С задорной рыжею листвой.