Что ж, нам уже за пятьдесят сегодня –
Как будто за спиной легла черта.
И как мираж – косынки тех девчонок,
Что в школу с нами бегали тогда.

Милая, не плачь, не надо,
Грустных писем мне не шли.
Знаю сам, что ты не рада
От любимого вдали.

В сырых землянках, в сумраке траншей –
Нигде я не встречал плохих людей.
Боец, с которым не был я знаком,
Со мной делился крепким табаком.

Ты входишь в дом. Сложи оружие.
Ты входишь в дом – не воевать.
Здесь дети. Здесь отец и мать.
Садись с семьёй за тихий ужин.

Шагает рота. Пыль клубится.
За дымной далью гром плывет.
А после штурма возвратится
Один лишь взвод.

Молчат сурово мраморные плиты,
И надписи уже едва видны.
Однажды навестить друзей убитых
Пришёл солдат из дальней стороны.

Где трава от росы и от крови сырая,
Где зрачки пулеметов свирепо глядят,
В полный рост над окопом переднего края
Поднялся победитель-солдат.

Я тоже был прихвачен войной
И, вставая зимой спозаранку,
Становился к салазкам спиной,
На плече приноравливал лямку.

Я над белым молчанием Свири стою.
Что тревожит в разливе спокойного света
Даль полей, и деревья, и душу мою?
Что мольбой леденящей вплетается в лето?

В романовских дубленых полушубках
Лежат в снегу – не слышны, не видны.
Играют зайцы на лесных порубках.
Луна. Мороз… И словно нет войны.

Молчит солдатская гармошка…
Грустим о русом пареньке…
Ещё дымится «козья ножка»*
В его откинутой руке.

Здесь каждый дом стоит, как дот,
И тянутся во мгле
Зенитки с крыши в небосвод,
Как шпили на Кремле.

Шел головным торпедный катер, –
И берег, пушки наклоня,
Вдруг оживал, как дымный кратер
От извержения огня.

Есть воспоминания –
Радостью полны.
Есть воспоминания –
Детства и войны.

Я мысленно всегда с тобой,
Все время думаю о встрече.
Стоит в глазах передо мной
Последний, памятный нам вечер.