Ах, война!.. Но эти прожитые годы
Не оставили на памяти следа…
Лишь походы, лишь походы, лишь походы –
Необорванная вечная страда.

Ночным паровозным криком
Разбужена тишина.
Качает вагон на стыках,
Плывёт за окном луна.

Взять высоту был дан приказ.
Враги сдержать пытались нас.
За кукурузными стеблями
Мы залегли. Вперед я звал

Я помню ночь – победный сорок пятый,
Вбежал в казарму ротный старшина
И закричал: «Подъем! Вставай, ребята!
Довольно спать, закончилась война!»

Потускнела мазаная хата...
Здесь живёт обычная семья
Без вести пропавшего солдата.
Бегает дворняга, хвост поджав...

У Рейхстага мне седой полковник
Ту медаль победную вручил,
И навеки я, друзья, запомнил,
Что комдив в Берлине говорил.

Наши мамки, наши няньки,
Нас на санки посадив,
Тащат, тащат в гору санки,
Как состав – локомотив.

И в радостный день, и в печальный
С тобою я связан судьбой.
Тебе я не родственник дальний,
Россия, а сын твой родной.

Был под бронью* он, как под бронёю,
Но, махнувший рукой на бронь,
Недосеявший поле ржаное,
С трёхлинейкой** шагнул под огонь.

Манёвры!
– Начинаются манёвры! –
Опять кричит газета на столе.
Как змеи, где-то вновь ползут минёры
И сто смертей приказа ждут в стволе.

Парил в небе коршун, как праздничный Бог,
Белела дорога средь желтых хлебов.
Она, полевая, коня веселила,
По мостику, бричкой гремя, проходила.

Ещё туман лежит на взгорке
Холодновато и легко.
В эмалированном ведёрке
Несу парное молоко.

Обелиски ли, нежные розы ль, огонь ли, окопы ль
окружат тебя здесь по краям крепостного кольца –
смуглолицый мой, синеглазый мой Севастополь,
я узнаю тебя, как сын узнает отца.

Кто входил в Будапешт в дни январских боев,
Не забудут глаза матерей,
Буду – груду камней и провалы мостов,
Пешт – без окон, без крыш, без дверей.

В посёлке хоронили старикана,
Родные были все до одного,
Оплакивали душу ветерана
И пенсию завидную его.