Как нереально то, что до войны:
Кудрявый мальчик в чистенькой матроске,
На синем гюйсе* – белые полоски.
Рот приоткрыт. Глаза удивлены.

Увязли в грязь. По сторонам –
Вода меж кочек тут и там,
Березы стройные стеной
Вокруг стоят передо мной.

Этих слёз не вытрешь насухо,
Эту боль не соскрести.
И выходят бабы к насыпи,
Руки горькие скрестив.

Послевоенное кино,
В котором в каждом кадре праздник.
И стар и млад до слёз все рады
Живое видеть полотно –
Послевоенное кино.

Ночи июня! Нету светлее, чем вы, и короче.
Как вы похожи на жизни солдатские, белые ночи!
Как вы похожи на губы любимых перед восходом –
Тёплые губы любимых в садах сорок первого года.

Зимний день. Повисло небо низко
Над промёрзлой дремлющей землёй.
Я стою один у обелиска
Молча, с непокрытой головой.

Всё было как вчера. Они травой немятой
Шагали вместе в школу по утрам…
Веселые советские ребята –
Хорошая, родная детвора…

На этих могилах не розы –
Цветы луговые растут,
Да строем солдатским берёзы
Героев покой стерегут.

Среди саженцев, а не садом,
Среди грома – не тишины,
Мы идём с тобой Ленинградом,
Но мальчишками: до войны.

Занавешенное окно
солнце прошило тонкой ниткой…
Мы проснулись уже давно;
За окном грохотали зенитки.

Ушли на фронт солдатские составы,
Дымок оставив у родных жилищ.
И падая в некошеные травы,
Пахну́л он горем свежим пепелищ.

Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули –
Всегда стрелял без промаха комбат.

Дело будто простое – улечься в кровать
И уснуть до утра беззаботно.
Нет, его эта ночь будет минами рвать
И окутывать жижей болотной.

И когда, от раны обессилев,
Рухнул наземь я в крови, в пыли,
Руки твои сильные, Россия,
Подняли меня и понесли.

Я сотни верст войной протопал.
С винтовкой пил.
С винтовкой спал.
Спущу курок – и пуля в штопор