Лишь тогда, когда с судьбой народа
Ты соединил судьбу свою,
Станут твои прожитые годы
Счастьем, завоеванным в бою.

Во дворе – разговор,
скрип крутого крыльца,
блещет сталью топор
в изголовье отца.

В два ночи – оглушительная новость:
Победою окончена война!
И хоть мы ждали, к новости готовясь,
Но все ж врасплох застала нас она.

Солдата обступили дети.
Он хлеб достал из вещмешка.
Запахло хлебом на планете
И сладким дымом табака.

Я в заросший травою окопчик солдата
С косяком журавлей в этот час прилечу.
…Голубой огонек на конце автомата
И толчки по плечу. И толчки по плечу.

Снова в путь. По размытым и скользким
маньчжурским дорогам,
Волоча на подошвах по пуду прилипшей земли,
Зашагали солдаты к суровым Хинганским отрогам

Я помню, как мама однажды промолвила мне,
Задумчиво, нежно печальными глядя глазами:
– Конец приближается этой проклятой войне,
И будет Надежда, сынок, обязательно с нами…

По великой несчастной стране
В дальнем прошлом, почти позабытом,
Бродит мальчик в зелёном сукне –
В пальтеце, из шинели пошитом.

Как жалобно ястреб кричит
На этой опушке глухой!
И ветер полынью горчит
И трогает вереск сухой.

Землянки и окопы,
Болота и снега,
И потайные тропы
К укрытиям врага.

Им только снилась прежде даль морская,
Их в шлюпках волны не качали, нет!
Но и они любили море, зная
О нем из книг и песен с малых лет.

Уже не доехать бойцу молодому
До края родного, до отчего дома.
Лежит он, раскинувшись, руки разбросив,
Над ним обгорелые никнут колосья.

Июньский день, до одури прогретый.
Прифронтового леса полоса.
Беспечно воспевающие лето,
Нас окружали птичьи голоса.

Снова сена хорошие копны
Зашумели, поехали на ветвях.
Мужики у стогов загорелые, потные.
Силачи, побывавшие в страшных боях.

Земля – не только шепот ночи,
Стволы берез, шагнувших вдаль,
Где запах трав гортань щекочет.
Она – любовь моя, печаль.