Поклонился деревне
Победитель Берлина.
Небо, крыши, деревья
Приветствуют сына.

Нависли крупно облака.
Планете вьюгою грозят.
Но, тяжелее снежных туч,
Над полем «юнкерсы» висят.

Застыну в кленовом лепете.
Со мной никого нет.
Просто полянка летняя.
Воздух. Цветы. И свет.

Ах, обелиски, обелиски –
Суровый жизни алфавит…
Читаю траурные списки:
За каждым именем – убит.

Я брал Париж! Я. Кровный сын России.
Я – Красной Армии солдат.
Поля войны – свидетели прямые –
Перед веками это подтвердят.

Была земля от бомб рябою,
Был воздух рваный и рябой.
И Кёнигсберг средь поля боя
Кромешный ад являл собой.

Отшагав полсотни верст,
Не дойдя еще до цели,
Я не то чтобы замерз
В своей старенькой шинели

Трассой ледяной, слепой, разрушенной,
«юнкерсом» впотьмах не обнаруженный,
ночью через Ладогу в Кобону
на себе нас вывез ЗИС натруженный...

Письмо в три угла, в два крыла, в две страницы,
Как только что с облака белая птица
В ладони к солдату, – и кажется, он
Вот в эту минуту – дома.

Мы голоса сплетали весело
В дому друзей в застольный час.
На удивленье было песенно,
Хоть лада не было у нас.

Победный май – ему уже полвека,
Но раны догоняют тех солдат.
История простого человека:
Недавно был ещё молодцеват...

Девчонки сбежались: «Мамочки!»
Глазища раскрыв, стоят.
Поталицын танцует цыганочку
Возле табельной в аккурат.

Ещё туман лежит на взгорке
Холодновато и легко.
В эмалированном ведёрке
Несу парное молоко.

Стрела на перекрестке – «Гутенштадт».
«Хороший город», – переводит кто-то.
«Хороший?» – «Вот как!» – Головни чадят.
Горят в ночи жилища гордых готов.

Я на войне лишь рядовой солдат,
Но отличаюсь в роте я одним:
Друзья мои, солдаты, ночью спят,
А я не сплю, волнением томим.