В эпоху грозную, когда война
В крови и бедствиях проходит перед всеми
И день и ночь земля озарена
Разрывами снарядов, – в это время

Женщина встречает поезда,
Где стоит минуту на разъезде
Длинный пассажирский эшелон,
Женщина в изношенной одежде
Каждый день выходит на перрон.

Ты свети, мой фитилек,
Маленькое солнце,
Чтоб тебя найти не мог
Часовой в оконце.

Облачками цветочной пудры
исчезающий след мотыльков…
И вливается в окна утра
убежавшее молоко…

Живых не считали, а мертвых не счесть.
Да этого им и не надо.
Пожалуй, у дьявола, если он есть,
Подобного не было ада.

Воскресить бы в памяти те числа,
Когда было слишком жарко нам,
Побывать бы мне на древней Висле*,
Обойти Сандомирский плацдарм**.

Мне безымянная приснилась высота,
Гудят шмели, ромашки расцветают.
Я – лейтенант, моя душа чиста,
Со всех сторон нас молча окружают.

Мать меня от обид и тревог
В сорок пятом под сердцем носила,
А война, словно боль, отходила
Потихоньку по венам дорог.

Я пишу тебе, дорогая,
Под разрывы немецких мин.
В ста шагах от переднего края
Я в воронке лежу один.

Ушли мужики. Опустела деревня.
Детишки, да бабы, да три старика.
Ушли мужики и с неделю, наверно,
Приписаны были к резерву полка.

Жил мальчик в трёхконцовой деревушке,
Гонял ворон на выгоне и пнях.
И из отколотой отцовской кружки
Пивал он правду о прошедших днях.

Друзьям – поэтам! Вечерами,
Когда умолкнет битвы гром,
В мечтах беседую я с вами,
Как в дни былые за столом.

Дай же мне, память, воочью и прямо
Снова увидеть тот памятный час!
…Падая тихо на древний камень,
Вьются снежинки между штыками.

Нацисты шли по Киеву парадом…
Мы семь десятилетий без войны.
И прятал ветеран свои награды
Под старый плащ, чтоб были не видны.