Прошла война, ушла за поворот,
В чехлах стоят гвардейские знамёна.
И жизнь, и время движутся вперёд,
Отстали только двадцать миллионов…

Жизнь состояла из отрезков.
И был в одном из них
Пиджак,
Что в дни войны в родном Смоленске
Мне отдала вдова за так.

Лицом уткнувшись в жёсткий ворс шинели,
Застыла мать,
отчаянья полна.
Так в русских сёлах горевать умели...

Война и тыл не обошла,
И были – как не быть! – потери,
И нету меры, чтоб измерить
Её жестокие дела.

Пули, которые посланы мной,
не возвращаются из полета,
Очереди пулемета режут под корень траву.
Я сплю, положив голову на синявинские болота

И соседи давно уж не рады –
Снова сдвинулся Ванька, дурит:
Он костёр разжигает в ограде
И кричит: «Севастополь горит!»

Бежит, гонима бурей гнева,
чудовищная стая,
Под натиском советских армий,
как лед весенний, тая.

Гремит железо третьи сутки.
Вагоны ходят ходуном,
И вдруг смолкают смех и шутки…
«Друзья, Россия за окном!»

Мне было в том году неполных десять,
Когда пришёл фашист в начале дня,
Чтобы меня в моём саду повесить
Или в моей же хате сжечь меня.

Не под небом Таврии –
В приуральской стороне
Пел солдат в вагонном тамбуре,
Уцелевший на войне.

Когда светает и туманы
плывут над полем в тишине,
когда петух орёт гортанно –
сложу я дедову шинель...

Участникам боев под Москвой
Солдаты, солдаты,
Вы помните наши пути,
Где шли мы когда-то?..

Как жили в землянках, как рыли окопы,
Как били фашистов с тобой,
Как часто сражались за счастье Европы
На нашей земле дорогой;

Как ты живешь, мой мальчик золотой?
Мы так давно не виделись с тобой!
Прочти мое письмо, и ты узнаешь
О нашей трудной жизни фронтовой.

Когда вернёшься в дом в погонах,
то чужой покажется тебе младенчества обитель:
какой-то весь не тот, как в джемпере, покрой,
как в почерке, нажим, наклон…