К вам, адвокаты, обращаюсь я,
Нет, я не подсудимый, я судья,
Мой голос отзовется в миллионах,
Во мне клокочет гнев испепеленных

Уткнулся в тучу месяц тонкорогий.
То пылью ветер бросит, то дождём.
Сегодня мы прифронтовой дорогой
Всю ночь как заведенные идём.

У окопов в дикой пляске
Смерть считает барыши:
– Сорок три пробитых каски…
Значит, сорок три души.

На некошеных полянах,
На прогалинах глухих
Затерялся след стоянок
Батальонов боевых.

…Но перед утренней зарницей
Утихнет бой на пять минут,
Над отдыхающей бойницей
Глаза любимые сверкнут.

Октябрь сорок первого года.
Патруль по Арбату идёт.
И нет на вокзалы прохода.
И немец стоит у ворот.

Я хожу по мертвым селам,
Путь невесел и далек.
И со мной один гостинец –
Только сахару кулек.

В память об убиенных
в этой святой войне –
хватит ли у Вселенной
звёздочек в глубине?

Соседи! Каждый зависть вызывает.
Один двенадцать соток рожью засевает.
Другой нарежет ложек и продаст –
И тоже сыт.

Даст генерал заданье важное,
Его приказ непогрешим,
Опять тебе путями вражьими
Бродить под именем чужим.

С мужьями пожить не успели,
Заморских не ведали мод.
Зато отработать сумели
За десять веков наперёд!

Нет оправданья злу…
Ветер несёт золу.
Станции нашей нет.
Матери – сорок лет.

Как будто голос он сперва проверил,
Тихонько звякнул – и опять молчок.
И вздрогнул человек.
И не поверил.

Склонилась серебристая ветла,
И веяли счастливые ветра,
Пел сладостно под утро соловей…
Забуду ли, как жизнь была светла?

Случилось это в Старой Руссе.
Шел сорок первый грозный год…
В сентябрьском небе плыли гуси,
И вдруг над лесом разворот