Мог бы совсем не родиться,
мог бы… Но слава Творцу!
Вспомнишь забытые лица –
слезы текут по лицу.

Улетели луга,
Улетели сады и леса…
И в колодезной мгле
Холода голубые стояли.

Мы знали все: вкруг «града Ленина»
Блокада петлю распростерла.
Как раненный навылет в горло,
Дышать он лишь сквозь трубку мог –

«Здесь жил Пушкин». «Здесь жил Маяковский».
Мрамор славы. Бессмертья металл.
Видел мемориальные доски.
Но такую, клянусь, не видал.

Он жил по соседству, сапожник Илья.
С утра молоток – тут-тук…
У дядьки и пенсия, и семья.
Он всем закадычный друг.

Вдали отсюда, в тихой стороне,
Которую я позабыть не в силах,
Как две руки, принадлежащих мне,
Есть у меня два сына, сына милых.

Мы в землю вцепились зубами, как в хлеб,
Здесь будет плацдарм для прорыва,
«Держитесь, поможем», – радистка взахлёб
Кричала приказ командира.

Я – Советской страны гражданин рядовой,
И, как счастье, мне дорого званье мое.
Если грянет война над моей головой,
Я пройду, как и прежде, сквозь пламень боев!

В моём селе большие перемены:
По вечерам из окон – яркий свет,
Над шиферными крышами – антенны.
И тишина. Такой в столицах нет.

Снова пронизана солнцем опушка.
Многие лета пророчит кукушка.
«Многие лета!» – ликует пчела,
Звон золотой отряхая с крыла.

Мне смутно, тревожно, неловко –
замучили старые сны:
Поворино, Грязи, Терновка
четвёртого года войны.

Сожгли деревянные срубы
В глухой деревеньке лесной,
Печные не рухнули трубы,
Округа глядит сиротой.

В январе сорок третьего
Он уехал на фронт,
Перед дальней дорогою
Мать обняв у ворот.

Этот старый серый дом
Удивительного действа,
Где идёт-проходит детство,
В общем-то, обычный дом.