У двух пропавших сыновей
Могилы даже нет своей.
Могилу третьего нашли,
И то от Родины вдали.
Плывут тропинки и дорожки.
Петляет юркая река.
Над кручей робкие берёзки
Укрыли домик лесника.
Стоит ветряк, палимый зноем,
Облокотившись на костыль.
У ног его степным прибоем
Кипит разгневанно ковыль.
А там, где вырубки лесные
Сползли плешинами в лога,
От времени полугнилые,
Покорно сгорбились стога.
И ощетинившись, как зубры,
Лежат в секрете до поры,
Оскалив каменные зубы,
Противотанковые рвы.
Есть всё на этой карте старой:
И брод, и дуб, и высота,
И обгоревшие амбары,
И даже церковь без креста.
И пни с нахмуренными лбами,
И телеграфные столбы,
Что землю меряют шагами,
Поднявшись круто на дыбы.
Но нет на ней того рассвета,
Когда средь мнимой тишины
Вдруг в небо харкнула ракета
Плевком кровавым… То войны
Был знак… Повиснув над полями,
Он стал искусственной Луной,
Он стал мостом между боями:
Ещё сигнал – и грянул бой!..
Да нет ещё на карте этой
Деревни: выцвела давно.
Она, по всем моим приметам,
Вот здесь, где бурое пятно.
Где между соснами устало
Петляет юркая река,
Где алым-алым красноталом
Покрыло время берега.
…Над кручей братская могила
С одной на целый взвод звездой!
Стою, смотрю, как гнутся ивы,
По-детски брызгаясь водой.
Стою, как тот ветряк под зноем,
Облокотившись на костыль.
Стою… А предо мной прибоем
Кипит, кипит, кипит ковыль!..