Знать не могли мы ещё вчера,
Что дым боёв принесут ветра,
Слышишь, солдатская труба зовёт…
Вот и настал сегодня наш черёд.

О, как тяжел разлуки путь!..
Распахан мир, но не для хлеба:
Снарядами распахан он,
Багровый дым окутал небо.

Салют Победы отсверкал,
Прекрасен и высок…
Тот Зойкин стал,
Тот Сонькин стал,
Тот Нюркин стал сынок.

Года послевоенные.
Барачный неуют.
Хлебы благословенные
по карточкам дают.

В субботу накануне выходного,
Когда ложатся сумерки вокруг,
Опять приходят лыковские вдовы
На огонек к старейшей из подруг.

Солдат упал на поле брани,
в атаке пулей вражьей сбит,
успев подумать: «Снова ранен…»
Но оказалось, что убит.

Обрубка стали: гулкий звон чеканки,
багровый дым
и пыль – не продохнуть;
в литейном жарко...

Я помню запах прелого овса,
Пол земляной, дым из печи убогой,
Вкус отрубей, припаренных немного, –
Был трудный год, и не было отца.

Как та приливная волна,
исчезнув, опять прибывает,
вот так же во все времена
зловещее слово «война»...

Это было словно вчера еще:
Солнце, дворики, огород.
Я – с дружками в лапту играющий,
А над выгоном – самолет.

Шел в ярме огня я, устали не ведая,
Лишь одним дышал я – близкою победою,
Полон упованием единым,
Веря, что заря блеснет над нами
И что вспыхнет солнцем над Берлином
Наше знамя.

Пурга…
Пурга все окна залепила,
Тяжёлым кулаком
по ставням била.

Не называй последней эту повесть –
Еще не кончен сказ правдивый мой.
В лугах зеленых над рекою Полисть
Три дня хрипит тяжелый, страшный бой.

С полыханьем угарным
Я мальчишкой знавал
Поселковой пекарни
Знаменитый подвал.

…А так и вырастали
Без каши и хлебов,
Но каждый был кристален:
Солгать – избави Бог!