Эшелоны гремят обратные,
посреди зимы,
и китайские аккуратные
отстают дымы.

Тебя увидел я впервые
В кольце огня над горизонтом.
Когда в порядки боевые
Ты встала подмосковным фронтом.

Наш просёлок бойцы-пешеходы
Утоптали за горькие годы.
Шли туда, где орудий раскаты,
По нему в сорок первом солдаты.

Вкус горелого сахара, сладковато-прогорклого,
Для мальчишек военной поры
новым лакомством ставшего, –
Как пролог той грозы, небывало жестокой и долгой...

Гудит над бараками ветер –
Для нас он еще не умолк,
И нам всех дороже на свете
Запасный стрелковый наш полк.

Мне отец оставил орден и тесак,
толстый свитер и старинный фотоснимок,
кровь армянскую и память, будто знак
на пустынных перекрёстках Крыма.

Я буду убит под Одессой.
Вдруг волны меня отпоют.
А нет – за лиловой завесой
Ударят в два залпа салют…

Вечерами, в потемках усталых,
Чем наполнены думы солдата?
Он мечтает о низеньких скалах
И о море, где плавал когда-то.

Есть в памяти моей такая дата:
За то, что голод приказал украсть,
Избили в кровь безногого солдата
И бросили к забору в грязь.

Мама о войне не вспоминает
И военных песен не поёт.
Спицами она перебирает,
Внука нянчит, полет огород.

На пределе сил был оттеснён противник.
Отдыхал вповалку перед боем взвод.
Пепелища снова накликали ливни.
Просыхал к ночи кровавый пот.

В оградочке зелёной,
Где травы шелестят, –
Коленопреклонённый
С винтовкою солдат.

Отдав салют, товарищей останки
Торжественно мы предали земле,
И по команде боевые танки
Пошли вперед к сверкающей заре.

Сад распускается – перед грозой,
дитя рождается – перед войной.
Потом вспоминается: «Боже ты мой,
как было светло перед самой, той…»

Нет, не ушла наша нежность,
Пусть мы стали суровей и суше,
И в сраженьях, скреплённые кровью,
Беспощаднее стали и злее