Лил дождь, и лебеди летели,
чтоб ночь в полёте скоротать.
И в дождь, и в жгучие метели
ему на площади стоять.

На берегу феодосийском
Стоит бетонный обелиск.
В сухой траве под тамариском
Ржавеет пулеметный диск.

Я помню в Вязьме старый дом.
Одну лишь ночь мы жили в нём.
Мы ели то, что бог послал,
И пили, что шофёр достал.

О берёзке много песен спето,
Не пройду и сам я стороной.
Солнечным дыханием согрета,
Вот она стоит передо мной.

На ржаво-красном косогоре,
На незаросшем пустыре,
Цветёт бесхитростный цикорий
В безмерно тёплом сентябре.

Он предо мною – без медалей,
Простоволос, безног и слеп,
Осколком гитлеровской стали
И меж бровей пропахан след.

Нас атака ждала ночная,
А пока, дожидаясь тьмы,
Затянули, с чего – не знаю,
Невоенную песню мы.

Плачут вётлы и ракиты
Осенью и по весне…
Плачут вдовы
По убитым,
По забытым на войне.

Вторые сутки не стихает ветер,
Стремительны, как вспышки, вечера,
И этот день, что короток и светел,
И делит мир на завтра и вчера.

В конторе колхоза «Победа»
Глядят на меня со стены
Успехов и планов два стенда
И стенд «Ветераны войны».

Он говорил в музейной тишине,
Просторный зал окидывая взором,
Как мы давно когда-то на войне
Освобождали Пушкинские горы.

Начальною военною порою
Меня судьба нечаянно свела
С насупленной и строгою Москвою,
С ее июлем, жарким добела.

Приехал он ко мне издалека,
Малец, видать, решительный и хваткий,
Внук друга моего – политрука,
Погибшего в бою под Ольховаткой.

Где повзводно, где поименно,
На важнейший рубеж сведены,
Держат крепкую оборону
Не вернувшиеся с войны.

Нет, я не защищала Сталинград,
Я только слушала его дыханье.
Зима сорок второго. Я – солдат.
Начальник связи мне дает заданье