Живём и забываем о войне,
а он, вещун, кружит под небесами
и гукает в кровавой полутьме,
крадётся страх осенними лесами;

Не родился, а всё уже было
Решено до меня обо мне,
Чтобы солнце моё не всходило,
Не расцвёл медунец по весне…

В наш коридор из всех квартир
Радушные выходят двери.
Живёт напротив командир
И радостным словам – не верит.

Село на ласку
Щедрым не было.
Но вскормлен всё же я селом,
Хоть солон был...

Иду по городу, где смолоду
Бродили, свежестью дыша,
И в каждом повороте города
Свой облик узнает душа.

Вот и отобрана ты у меня!..
Неопытен в древней науке,
Я бой проиграл, пораженье кляня,
Долгой и трудной разлуке.

Ты просишь осторожней
И сдержаннее быть.
Вопрос же этот – сложный,
Нельзя осуществить!

«Какие уж это вояки –
Мальчишки, а не солдаты», –
Так говорили вслед нам
Женщины сокрушенно.

Еще подсумки тяжелы,
Пропитан воздух тишиною.
И сосен тонкие стволы
Не укрывают нас от зноя.

Прости меня, мой детский дом, –
Приют в ту горькую годину…
Я обещал писать потом,
Коль в круговерти лет не сгину.

Зимний день. Повисло небо низко
Над промёрзлой дремлющей землёй.
Я стою один у обелиска
Молча, с непокрытой головой.

На севере море туманное в штиле,
Из моря встают кенигсбергские шпили.
И здесь, от столба, где указки скрестила
Война над скрипучим дорожным настилом,

Не скажешь: идёт налегке
К себе за реку она, право, –
С бидончиком в левой руке,
С котомкою хлебною – в правой.

Как юны были мы, как безмятежны!..
Наш братский круг – одна душа и плоть,
Всех нас мог накормить один ломоть,
И полдень – белорусский – всех нас нежил.

Как много нынче снега талого
По всей дороге развезло…
Я на попутке до Началово* –
Спешу в родимое село.