И вдруг почудилось, что где-то
На ту же ты глядишь звезду
И ждешь до самого рассвета,
Что завтра я домой приду.

С фронта письма,
письма,
письма…
Часто в них одно – «…убит…»...

Третий день артиллерия бьет по переднему краю,
Третий день нам пожары немецких усадеб видны,
Через линию прусских границ
мы послушную смерть посылаем!

Мне безымянная приснилась высота,
Гудят шмели, ромашки расцветают.
Я – лейтенант, моя душа чиста,
Со всех сторон нас молча окружают.

Когда тревога крыльями замашет,
Когда уже совсем невмоготу,
Я возвращусь, где памятники нашим
Звезда к звезде, чрез каждую версту.

Видно, время пришло вспоминать
Напролёт все бессонные ночи
От невзгод поседевшую мать
И мелодию «Синий платочек»*.

Войну я видел не на расстоянии,
Не издали, попав в ее кольцо.
Я – рядовой в своем солдатском звании,
Три года ей заглядывал в лицо.

Упали с неба звёзды на погоны,
Комбриг заметил: «Лишние, не в счёт!
Штабист из наркомата обороны
все звёзды взял себе на подотчёт».

Хороним друга. мокрый снег. Грязища.
Полуторка ползет на тормозах.
Никак правофланговый не отыщет
Песчинку в затуманенных глазах.

В году бывает два особых дня,
Когда встают в ружьё погранзаставы,
И вместе с ними в отсветах огня
Встают виденья подвигов и славы.

Продвигаемся вперед
Медленно вдоль поймы.
И осталось на весь взвод
Сорок две обоймы.

На нашей свадьбе не было гостей,
Друзья, подвыпив, не кричали «горько»,
Февраль стелил пуховую постель,
Да метроном постукивал легонько.

В центре России оно – в Подмосковье.
Прижалось к горе, как родинка к лицу.
Памятью каждый из нас прикован
К этому маленькому сельцу.

Дед Сысой не спал перед грозой –
Всё ходил, поскрипывал кирзой…
Громыхнёт в полнеба, почернеет!..
Он закурит, вслушиваясь в гром…

Я утверждать доподлинно не стану,
Кто автор слов, но пели мы до слёз:
«Схватили немцы девушку Татьяну
И потащили в хату на допрос».