Нам удаются фильмы о войне.
За них вручают премии нам в Каннах.
…А в Канске – плачут.
В Канске у экранов
не спорят о подтексте и игре.
В бледные окна сочится рассвет.
Сны угасают – и сходят на нет.
Сизой позёмкою занесены
послевоенные долгие сны.
Как бы в последнее впав забытьё,
видят сограждане: каждый – своё.
Видит скрипач Копелевич к утру
дочь, погребённую в Бабьем Яру.
Видит Вахитова, наш управдом,
мужа, убитого в сорок втором.
Видит Сабуров, слепой гражданин,
бой за Проскуров и бой за Берлин.
…Первый по рельсам скрежещет вагон.
Поздние сны улетают вдогон.
Тонут в снегу проходные дворы –
как проходные в иные миры.
О, коммунальная юность моя!
Всё возвратится на круги своя.
Запах побелки и запах борщей.
И не безделки – в основе вещей.
Что поколеблет, а что упадёт?
Дело не терпит и время не ждёт.
…Дым поднимается к небу прямей.
Семь поднимаются хмурых семей.
Семь керогазов на кухне горят,
хлопают двери и краны хрипят.
Хлопают двери – и, сон поборов,
семь в унисон голосят рупоров.
Бодро внушает нам бодрая речь
бёдра поставить на уровне плеч.
Преподаватель Гордеев не зря
будит Россию ни свет ни заря.