Памятник этот –
Моим землякам,
Тем, кто не отдал
Ни пяди врагам.

Встреча у реки
В стылый вечер я набрёл случайно
На костёр, пылавший у реки.
Там рыбак сидел и грелся чаем.

В этот день еще по мутной Шпрее
Вражьи трупы вниз несла волна,
Но уже молчали батареи,
Над землей стояла тишина.

Сердце – с теми ребятами,
Что, бедою задетые,
Уходили солдатами,
Возвращались поэтами.

Поспешают на запад вагоны,
Торопливо колёса стучат.
И девчата в защитных погонах
На сожжёные села глядят.

Белобрысый мальчуган, ребёнок
В бане мыл безрукого отца.
Ну а тот был тонок, тощ и тонок,
И казалось, нет на нём лица…

Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой,
Мы в смертный бой идем за честь родной страны.
Пылают города, охваченные дымом,
Гремит в седых лесах суровый бог войны.

В сорок первом мне было шестнадцать,
Ну, прикидывай, сколько сейчас!..
Не в меня тебе, парень, влюбляться,
Хоть не пробил судьбы моей час.

По всем городам и по сёлам
Шёл праздник, печатая шаг,
Над каждым домишком весёлым
Победно расструивал флаг.

Закричит возле дома сорока –
Мать, волнуясь, глядит из сеней:
О! Наверное, гость издалёка
С доброй вестью торопится к ней!

Все ваши жизни – вас было четыреста,
Еще не обстрелянных фронтом ребят, –
Вместились в коротком приказе: «Выстоять»,
В приказе и клятве: «Ни шагу назад!»

Дождались отца – души не чают.
Сенокосят. Ладят костерок.
И дымит лесным пахучим чаем
Фронтовой отцовский котелок.

Советский танк попал в болота –
Еловая прогнулась гать*.
Его бомбили с самолета,
Его фашистская пехота

Хлеборобами были все трое,
Но работу оставить пришлось:
Скрылось солнце вдали золотое
От фашистских сапог и колёс.

Стадо хранил, разрешал и вязал,
Зрел покаянье и вины.
Как-то пред самою смертью сказал:
– Ночь будет долгой и длинной.