Отгремели грозные сраженья,
и с годами появилось кредо:
немцы одержали пораженье,
потерпели русские победу.

Германия в огнях: огни, огни, огни…
А я иные вспоминаю дни:
Я вспоминаю всполохи огня…
Нет, не меня они ожгли. Но и меня.

Не вернутся
Без вести пропавшие,
Не увидят сыновья отцов.
Матери...

По-бабьи на людях бедовы,
А дома по-бабьи грустны
Мои деревенские вдовы,
Что любят рассказывать сны.

В пустой ленинградской квартире
С пробитой навылет стеной,
Как черное «яблочко» в тире,
Висит репродуктор стенной.

Елка в инее, в гроздьях огней
Среди праздничного хоровода.
Здесь, на площади, вспомнилась мне
Встреча давнего Нового года.

Увязли в грязь. По сторонам –
Вода меж кочек тут и там,
Березы стройные стеной
Вокруг стоят передо мной.

Прошла зима, а летом
Пришёл с войны рыбак.
Он шёл домой, и ветер
Трепал пустой рукав.

Я в братских могилах не раз похоронен, не раз воскрешён.
Я пил за удачу слепых воскрешений, но был изначально
Мой шёпот прозренья для слуха чужого смешон.

Я нынче страшным расстояньем
От мирной жизни отдален,
И вспомнить я не в состоянье
Театра свет, ряды колонн

Серые избы в окошке моем,
Грязные тучи над грязным жнивьем.
Мы, вечерами Москву вспоминая,
Песни о ней бесконечно поем

Профессора из института Герцена,
Вы были очень добрыми подчас.
Все отдавали: знания и сердце нам,
Но многому не научили нас.

Не обойдешь сторонкою в беседе
Год сорок первый, горестные дни.
Как ни светлы раздумья о победе,
В них не одни салютные огни…

На крышу низенькой нашей избушки
В детстве я забирался.
Мамы, с работы домой идущей,
Подолгу я дожидался.

Ни братьев старших нету, ни отца,
И за мальчонку некому вступиться.
Но своего сумеет он добиться,
Пусть даже и не в роли храбреца.