Дышит болью войны неохватная даль –
Не собрать всех цветов мне с кровавых полей...
Вам с рожденья твердили, что люди – как сталь,
И что «гвозди бы делать из этих людей».

Я кручу наш берёзовый жёрнов,
Всю избу сотрясает – дамбыр*,
Шебуршат между чурками зёрна,
Только мало в тарелке крупы.

Лес содрогнулся от взрыва,
Билось о сосны эхо,
Плакало и стонало,
Не находя пути.

Веселый парусный кораблик,
Что отдан голубой волне.
Синица, перелетный зяблик.
Клочки рисунков на стене.

Не под небом Таврии –
В приуральской стороне
Пел солдат в вагонном тамбуре,
Уцелевший на войне.

Хлеб наш чёрствый
Был чернее полночи –
Пополам с мякиной, с лебедой,
Пополам с военною бедой…

Был день: плечом к плечу с друзьями
В тот строй торжественный, под знамя,
Пришла минута стать и мне.
И марш звучал – военный, встречный,

Мы привыкли прощаться без слез,
Сомневаться в надежде и встрече,
Помню лиственный запах волос,
Что легли мне разлукой па плечи.

Мне вспомнилась вдруг почему-то пилотка.
Красивая, в линиях плавных, пилотка.
Такая удобная эта пилотка…
Я рад, что пилотку застал.

Был бой.
И мы устали до потери
Всего, чем обладает человек.
Шутил полковник

А знамя помнит всё до мелочей
И землю ту, что названа ничьей.
А та земля – ничейная, ничья,
На ней дыханье свежее ручья.

Просторный гроб у тёти Поли
И даже тонкое бельё,
Но на лице гримаса боли –
Печать страдания её.

Не придаю тому значенья,
Что я в годину грозных дел
Не кушал сдобного печенья
И хлеба досыта не ел.

Мне снится война по ночам,
Всё чаще, настойчивей снится;
Пылает сосна, как свеча,
И падают мёртвые птицы.

Поезд ходко спешит из Берлина,
Как звезда, поборовшая мрак.
Но солдату дорогою длинной
Не уснуть, не забыться никак.