Мы прятали его в ладонях темных штор,
В машинах свет тлел тускло, как янтарь.
Но он был независим, он был горд
И требовал свободы, как бунтарь.

Ночи июня! Нету светлее, чем вы, и короче.
Как вы похожи на жизни солдатские, белые ночи!
Как вы похожи на губы любимых перед восходом –
Тёплые губы любимых в садах сорок первого года.

В буре электрического света
Умирает юная Джульетта.
Праздничные ярусы и ложи
Голосок Офелии тревожит.

Враг разбит. И сразу после боя
Хлынули и в уши и в глаза
Шум прибоя, небо голубое,
Ветер, волосы откинувший назад.

А мы сидели за столом,
Ребята молодые.
Магнитофон нам пел о том,
Что годы – золотые…

Нет, не победы, а беды
и полуголодный паёк
помнили тихие деды,
которых понять я не мог.

Грохочет ночь. Еще раскат. Вдали
Костром огромным зарево раздуто.
Полковника в землянку принесли.
Отсчитаны последние минуты.

И опять созревает смородина,
сыплет ягоды по хребту.
Не вернулся мой дядя на родину…
Первый случай в нашем роду.

Война − жесточайшая проба.
Но женщина любит − до гроба!..
Сопрела солдатская роба…
А женщина любит − до гроба!..

Как в «войнушку» в детстве мы играли,
Весь разрушив распорядок дня!
Командиром красным выбирали,
Между прочим, все всегда меня.

Вспомнилось, как мы семьёй сидели –
Мама, я, братишка, баба, дед…
Во дворе. В земле. В холодной щели.
Под бомбёжкой. Мне всего семь лет.

Твой сын тебя уже намного старше,
И незнакомый ходит в школу внук…
А ты идешь в атаку прямо с марша,
Не выпуская автомат из рук.

Когда потребуется справка,
Я дать её всегда готов:
Был отделенным – Бородавка
И слева по цепи – Петров.

Не вздрогнул я, увидев фото,
Где пушка ввысь устремлена
И где бесформенное что-то
Вокруг… Я лишь вздохнул: «Война».

В машинном рокоте и гуле,
В Кузбасса селах, городах –
Иркутске, Омске, Барнауле,
На фабриках и на полях