В афише говорилось,
Мол, на манеже – кони,
Но мерин простудился
И через день издох.

Он простыней улегся тонкой.
И мы забыли все дела,
Как будто встретились с сестренкой,
Как будто милая пришла.

Помнишь ли, Маруся,
К нам грачи прилетали,
На ободранных берёзах отдыхали,
Из калюжин снеговую воду пили...

Всё ближе к югу голубой экспресс.
Знакомые места. Здесь шли бои.
От ран военных исцелился лес,
Вернулись на гнездовья соловьи.

Мы рисовали чучело бекаса,
Тяжёлую керамику и хлеб –
Художники графического класса,
Которым было по пятнадцать лет.

От Мтацминды до Смоленска путь далек:
Были горы, были степи и болота.
Помнишь ночь? на минном поле ты залег
Под огнем неумолимых пулеметов.

Как давно это было!
Луг зелёный-зелёный.
По-весеннему влажно
И тепло на дворе.

Дон открылся за Ямáнью*,
Свет церквушки за рекой.
Еду к полю за стихами,
За нетронутой строкой.

Зажата в кулаке граната,
Над головою – автомат…
И грустно думать, что когда-то
Ты был таким, как я, солдат.

Скупясь, о войне говорили,
Была эта рана свежа.
Ещё проступала из пыли
Осколков кровавая ржа.

С плацдарма слышен гул орудий.
Там подкрепленья ждут полки.
А здесь, у Одера-реки,
К мосту стянулись танки, люди,
Повозки и грузовики.

Мемориал. Как взятое взаймы
У вечного солдатского бессмертья,
Вмонтировано в ратные шумы
Биенье человеческого сердца.

Мой отец погиб на войне.
Ничего не оставил он мне.
Ни погон, ни звёзды, ни ремня,
Даже писем нет у меня.

Склонилась серебристая ветла,
И веяли счастливые ветра,
Пел сладостно под утро соловей…
Забуду ли, как жизнь была светла?

С фронта письма,
письма,
письма…
Часто в них одно – «…убит…»...