Вновь победная майская поступь
Нашу память тревожит острей.
Ту войну позабыть нам непросто –
Всем, кто был, и кто не был на ней.

Уже два года, как война идёт.
Два дня белым-бело от снегопада.
Два дня не отворяет мать ворот,
Два дня корову не гоняет в стадо.

Он простыней улегся тонкой.
И мы забыли все дела,
Как будто встретились с сестренкой,
Как будто милая пришла.

Как вспомню, грудь сожмёт до боли,
Я видел это только раз:
Горело жито в летнем поле,
А хлеба не было у нас.

Выпил я. Он выпил тоже.
Помолчали, а потом
Он точил – я тоже – слёзы
Над солёным огурцом.

Обессилевшие, тощие,
Мы ходили, как грачи,
И случайные картошины
Собирали на харчи.

Судьбы крутые повороты,
Раскаты гневные войны
Вели нас в маршевые роты,
Туда, где были мы нужны.

Она – в нашем доме… По чёрным ступеням
В ладонях несёт она – в липком конверте,
Навстречу ребячьим и старческим теням, –
Расплывчатый почерк безвременной смерти.

Мы идем. Кишинев предвесенний…
Бродит ветер по нивам седым,
И на запад, как тень преступлений,
Отступает пожарища дым.

…Бой пpошёл. Беру листок измятый
Для письма – из книжки записной –
И пахнуло уссурийской мятой,
Нашей милой зелeнью лесной.

Шел на фронт я – стать пилотом.
Не прошел!
Стал командовать стрелками…
Брат пришел.

Из горящего поезда на траву
Выбрасывали детей.
Я плыла по кровавому, скользкому рву
Человеческих внутренностей, костей...

Когда в его окоп метнулось пламя,
Он заживо горел, но не ослеп.
Он и сейчас всё теми же глазами
Привычно зарабатывает хлеб.

Крест-накрест детство –
огненной чертой.
До срока мы, дружище,
повзрослели.

Из глубины души, со дна
сознанья-океана
нахлынет память, как волна,
негаданно-нежданно.